Сликар Никола Бркановић и Зоран М. Мандић у апатинској кафани БУЦОВ, 2015.год
ЗОРАН М. МАНДИЧ
ЖИВОПИСЕЦ ГАЛЕРЕИ ХРАНИТЕЛЯ
ВОСПОМИНАНИЙ, ВСПОМИНАНИЙ И ТАИНСТВ
Никола Брканович
не является живописцем, который на своих выкрасках кампирует во дворе только
одного мотива. Его картины развиваются, ширятся и разветвляются таким образом, что
у каждой из них свой особый, вполне автономный визуальный досье, но который им
дает возможность общаться между собой чувстенным восприятием в течении процесса
сотворения назначения соборного связывания, сквозь корпуса взаимных циклов и
оглавлений. Над этой общностью в его ателье развевается флаг веры и надежды, так
что и самые что ни есть простые описания мира не должны, как чтиво для досужного
моряка служить только как патетические отражения обнаженного реализма. Убегая
от такой утопии, Брканович во своём интереснейшем изобразительном мышлению
закладывается за уважение такого сорта аналогии, с помощью которой на его
картинах интерактивно пропитываются и прочитывают жизнь картины с жизнью
природы, даже с подчеркнутым листообразием: колорита, рысунка, композиции и
техникой человеческого активизма сквозь течения истории и архивы её нетронытых и
непоскользнувшихся до сих пор кварталов и округов.
Внимательному
глазу публики не проскочит и тот факт, что Брканович креативно на своих
картинах довольно часто бывает как раз там, где его эта сама публика не
ожидает, даже и на таких перекрёстках на которых, даже с лучшими компасами
очень легко заблудиться. Почему? Потому что он несложно, и очень даже созвучно
записывает: неразборчивое бормотание, безумия и бронхиты равнин Славонии,
Барани и Бачкой, раставляя на полках ихних библиотек хрестоматии и словари
морей, рек и людей из «его края». Из этих краёв и произведений «проголодающей и
голодной географии» мира, в котором время и пространства делят между собой:
Кавказ, Ериос, Дунай, каменные города, ивняки и солнце, которое иногда над ними
висит как портреты плодов с какого-то фруктового дерева. А для них всех, и
ихнее божье: существования, фигуры, ритмы и пульсации, он всегда одинаковый
живописец, монах с чемоданом для верования и неверования, путешественик и
пришелец. К этому еще и тот, как русские живописци 18-того столетия, диалоги в
его изобразительних рукописях доводят перед бессмертное колёсо собственного
вопроса об овоземельных и небесных различиях выигриша и проигриша. О желании
чтобы всё собранное разделить и продумать межи земельной собствености, о
которой трагикомически спорят, ссорятся и разделяют метрики рождённых и умерших.
И по этому Брканович, поэтически решительно, находясь между мотивами таким
способом фокусированных, и тематически внимательно приведённых в порядок
рассказов вдохновенно применяет
многочисленные характеры: прямые и кривые линии, точки и запятые, чтобы
пластически засвидетельствовать язык и рукопись идеологии своей живописи,
посягая иногда в ней: за голосом, музикой, печалью и
грустью метафорических танцев. Братство Бркановичевих деперсонализированных образов:
крестноходов, честных отцов, рыбаков и вдов похожее на галерею и музеи хранителей воспоминаний,
вспоминаний, таинств и значение их молчания. Таким образом осмысленные картины
самонадеянно отбрасывают утопическую идею, подле которой картина, за более
дешевый счёт своего только убранства, декоратовности должна лишится своего
развития, и которая должна попасть в тюрьмы в лагере живописца, которые
предствляют собой жертвы только одного мотива, или – как тот «круг трамвая
двойки», на который грустно осуждён один из белградских трамваев. Брканович
является живописцем видимых и невидимых значений перекрестков мира, живописцем
который ежедневно страственно входит в дома своих картин, чтобы прометейским
способом зажечь в них огонь, а потом с ними продолжил непрерванную нить обо
всем что их связывает и наяву, а также и во снах.
На Богојављење, 19.јануара 2014.године
В день Крещения Господнего (Святого Богоявления), 19-го
января 2914-го года.
Са српског на руски језик преточио Милан Чолић
С сербского на русский язык переточил Милан Чолич
